Приключения маленького актера. Повесть-сказка - Страница 24

К оглавлению

24

Вероятно, Саша сама не смогла бы ответить на этот вопрос.

Клавдия Григорьевна никогда почти не была с ней ласкова, — а маленькая Саша привыкла к заботе и ласке и очень тосковала без них.

Клавдия Григорьевна мало разговаривала с Сашей, а все больше читала ей нравоучения.

Клавдия Григорьевна не поощряла ее самого главного увлечения кукольным театром, Петрушкой.

И все-таки Саша, сама не сознавая этого, начала уже привязываться к суровой и методичной Клавдии Григорьевне.

Поэтому простим ей ее маленькую ложь.

Так вот и было опущено в почтовый синий ящик маленькое письмо с приветом от Клавдии Григорьевны. И, проехав длинный, знакомый Саше путь, письмо это было принесено московским почтальоном в районную детскую библиотеку и передано румяной Розе.

— Анна Петровна, посмотрите, письмо от Саши!.. Как, вы забыли? От Саши Лопахиной, нашей бывшей читательницы.

— Как же, как же, Роза, я хорошо помню Сашу! — взволнованно сказала Анна Петровна. — Что же она пишет?

— Анна Петровна, она потеряла Петрушку! — сурово сказала Роза, быстро про себя прочитавшая письмо.

— Какого Петрушку?.. Ах да, ты ей, кажется, подарила свою театральную куклу! Как странно — такая аккуратная девочка… Насколько я помню, она никогда не теряла книг… Или я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаетесь, — снова отчеканила Роза. — И это меня тем более удивляет.

И Роза принялась энергично переставлять книги, о чем-то сосредоточенно размышляя.

— Роза! — окликнула ее через несколько минут старая библиотекарша.

— Что, Анна Петровна?

— Ты что-нибудь придумала?

— Что же я могу придумать? — невозмутимо ответила румяная Роза, и на этом их разговор прекратился, потому что открылась дверь и явился очередной настойчивый и требовательный читатель.

Но, конечно, Анна Петровна не ошиблась. В этот день Роза снова отпросилась на часок «по общественному делу», и Анна Петровна сразу догадалась, что дело это было связано с Сашей.

Глава тридцать третья

ПОСЛЕ БАЛА, ИЛИ НОЧЬ В КЛУБЕ

Петрушка не знал, что из-за него поссорилась с городским инженером сама грозная Клавдия Григорьевна.

Он не знал, что весть о пропаже спешит в далекую Москву, к его старой хозяйке Розе.

Он лежал на куче пестрого конфетти. Конфетти, еще недавно такое разноцветное и яркое, казалось теперь тусклым и серым.

В углу коридора, где лежал Петрушка, было почти совсем темно, и только узкая полоска света пробивалась из двери зала, где последние замешкавшиеся музыканты укладывали свои инструменты.

Петрушка не размышлял, как его ученый собрат (помните, в поле, под кустом), о судьбе кукольного театра и о своей ненужности. Нет, он только жадно прислушивался ко всяким звукам и изо всех сил хотел, чтобы его поскорей нашли и унесли отсюда. Только, конечно, не к Муре. Но о ней он даже и не вспоминал. Как вы уже знаете, он не любил вспоминать о неприятном.

Когда окончился бал и публика начала расходиться, все проходили мимо него, и Петрушка все время надеялся, что его увидят. Но никто не замечал его. Все были очень возбуждены и полны событиями только что закончившегося бала.

Из разговоров уходивших Петрушка узнал, что главным событием вечера было какое-то жюри, которое должно было состояться и не состоялось.

Это жюри должно было присудить премии за лучшие ситцевые костюмы, но какой-то главный член жюри, которого называли Главным художником, не пришел, и жюри не состоялось.

Похоже было, однако, что об этом никто не жалеет.

Премии не были присуждены, никто никому не завидовал, никто не огорчался, и все шумно переговаривались и утверждали, что было очень весело.

О Муре и Петрушке никто и не вспоминал. Но Петрушку это не огорчало он не был тщеславен. Он даже порадовался, что все забыли о таком неудачном его выступлении, почти провале.

Когда уже много щебечущих Золушек пробежало мимо него, Петрушка услышал Машенькин голос.

— Меня совсем не надо провожать, — весело говорила она кому-то. — Я живу совсем близко и никогда ничего не боюсь.

Петрушка изо всех сил крикнул: «Ма-ашенька!» — и она остановилась.

— Постойте, — сказала она, — меня кто-то позвал. Кто-то сказал «Машенька».

В ответ послышался мужской смех, и Машенька засмеялась тоже:

— Ах, это вы сказали, а я и не догадалась!

И они ушли.

Они уходили последними — видно, ситцевый бал этим двоим понравился больше, чем всем остальным. И по коридору больше никто не проходил. Только в зале еще слышались приглушенные голоса, и вскоре из его двери вышли два человека с темными футлярами в руках. У одного футляр был совсем маленький, а у другого — очень большой.

Это были два музыканта из клубного оркестра, два неразлучных друга: флейтист Носик и трубач Хвостик.

Некоторые почему-то считают, что оркестранты различаются не только по группам музыкальных инструментов (струнных, духовых и т. д.), но и по уму. Что будто бы альтисты умнее трубачей, а трубачи умнее флейтистов. Не знаю, откуда это взялось. Носик был ничуть не глупее Хвостика, а оба они вместе были очень хорошие ребята.

Уложив свои инструменты, они вышли из зала в коридор и услышали голос Петрушки, звавшего на помощь. Вернее, услышал его один только Носик — слух у него был, понятно, тоньше, чем у его друга-трубача.

— Какая-то удивительная флейта, — ты слышишь, Хвостик? — сказал Носик, остановившись и прислушиваясь. — Только я не могу понять, откуда она звучит.

24